Вопросы разные (и ответы на них)

 

Я постоянно чувствую присутствие Свами, Его руку, ведущую и направляющую меня в моей медицинской практике. В моей жизни было уже так много благословений, так много забавных совпадений, спасавших меня в самый последний момент, что я уверен, что всё это – от Него. Так много трудностей и проблем было решено мною только с помощью веры в Него – и без каких-либо других средств, – и я верю, что Он вёл меня в течение многих лет.

Я уверен, что мой колледж, медицинская школа, обучение в Гарварде и Йеле, а также работа, которую мне удалось получить, – всё это подарки Свами. Моё  духовное зрение, мой опыт Атмана и покой, что нисходит на меня при концентрации на Свами, становятся всё более важными для меня. В Йельском колледже я специализировался на религии, математике и, затем, на общей медицине. А после окончания Гарвардской медицинской школы моей специальностью стала гериатрическая  психиатрия или психоневрология – лечение комплексных болезней физического, неврологического и психиатрического характера. Наибольший процент больных составляли пожилые люди, в меньшей степени – молодые люди с расстройством умственной деятельности и другими болезнями. Моя роль в наших лечебных группах состояла в общем руководстве, а также в специфическом лечении психотропными средствами нуждающихся в них больных.

Я начал свою практику в 1972 году. В медицине в это время ещё не было области под названием гериатрическая психиатрия, и я разработал несколько проектов, которые позже получили широкое распространение. В настоящее время я возглавляю программу, предоставляющую услуги примерно 300-м частным клиникам-интернатам и четырем больницам. Моя задача заключается в подготовке персонала – психиатров, психологов и сиделок, – а также я сам лечу наиболее трудных больных. В основном это люди, которые тяжело больны физически, нервно неуравновешенны, или те, кто отказался от пищи. Также это могут быть и психически ненормальные люди, склонные к агрессии, насилию или самоубийству. Мы также лечим инвалидов и людей с нервными расстройствами, страдающих психическими и соматическими заболеваниями.

Когда я ещё только начинал свою практику в начале 70-х, меня познакомили с восточным, или комплексным, методом лечения болезней, и я даже создал несколько проектов, направленных на объединение западных методов с такими восточными системами, как китайская медицина, Аюрведа, а также шаманская медицина. Меня очень заинтересовало применение в медицинских целях медитации, вегетарианской диеты и других нетрадиционных методов. Ещё когда я учился в медицинском колледже, то участвовал в развитии одного из лечебных центров, где лечили с помощью трав, принимал участие в семинарах и занятиях медитацией. Я был абсолютно уверен в эффективности медитации и лечения травами, скептически относясь к современной психофармакологии. Убеждён я в этом и по сей день. Но в те годы я, конечно, и представить себе не мог, что стану впоследствии президентом Западной организации узких специалистов и буду возглавлять программу, специализирующуюся по изготовлению западных психотропных средств. Мою медицинскую практику полностью изменило событие, произошедшее в 1978 г. в Бриндаване.

Хотя и раньше, до 1977 г., у меня было что-то похожее на неосознанное знание о Сатье Саи Бабе, я не подозревал, что именно Он неоднократно являлся мне в моих медитациях, пока в мае 1977 г. не отправился в путешествие в Ванкувер. На протяжении последних десяти лет я перепробовал много различных способов медитации и даже вёл занятия по медитации в больницах и в классе суфийских танцев, однако чувствовал себя духовно незрелым. Меня сбили с толку многочисленные гуру, с которыми мне пришлось встретиться за время моих поисков настоящего учителя и мастера йоги. Я уже работал над отдельными программами по гериатрии, закончив два года назад ординатуру по специальности психиатра, но ещё не определился, какую профессию мне следует выбрать. В то время я был предубежден против сильнодействующих средств психофармакологии и ратовал за активное применение восточных систем медицины.

На протяжении нескольких лет я был организатором сатсанга (общества), куда приезжали и где проводили занятия многие духовные учителя. Также я был лидером музыкальной группы, которая играла во время сеансов, проводимых приезжающими гуру, и на занятиях суфийскими танцами. Наш ансамбль состоял из шестнадцати человек. В этот раз нас пригласили играть на конференции ООН, посвящённой благотворительным учреждениям и проходившей в Ванкувере. Мы должны были исполнять традиционную музыку различных религиозных течений и оживлять тем самым обстановку на конференции. Мы играли электронные вариации на тему религиозных песнопений и мантр в стиле джаз, регги и рок-н-ролл. Эта возможность представилась нам благодаря случайному стечению обстоятельств. Я занимался целительством, и однажды мне удалось помочь англичанину Патрику, работавшему в ООН. Он страдал от болезни Паркинсона, с дрожью в конечностях и шаркающей походкой. Он побывал уже у многих целителей и изъездил весь мир, надеясь избавиться от своей болезни; с этой же целью, конечно, пришёл он и ко мне. В то время он работал над организацией конференции ООН по проблеме благотворительных учреждений и, воодушевлённый нашими сеансами, пригласил всю группу участвовать в ней.

Накануне отъезда в это необычное путешествие я пошёл на Фестиваль парапсихологических фильмов в кинотеатр на площади Кенмор в Бостоне. Я решил сходить туда, повинуясь внезапному импульсу, и просмотрел ряд короткометражных фильмов, один среди которых был посвящён Сатье Саи Бабе. Это был первый фильм о Нём Ричарда Бока. Именно во время просмотра этого фильма я понял, что лицо Саи Бабы почему-то кажется мне знакомым, и, в конце концов, вспомнил, что именно Он не раз являлся мне в моих медитациях. Я был поражён и очень взволнован, впервые увидев Свами, но я не знал, куда мне нужно пойти и что сделать, чтобы больше узнать о Нём. На следующий день, прямо перед отъездом, я зашёл в одну индийскую лавочку, где нашел книжку Свами – первый том «Сатья Саи говорит» – и взял её с собой. Таким образом, первые строчки, написанные Свами, я прочитал в самолёте на пути в Ванкувер. На протяжении всего этого незабываемого путешествия я много думал о Свами и Его учении. Поездка оказалась неожиданно успешной. Наш «джаз-банд» никогда еще не играл так хорошо. Мы пели духовные песни религий мира, и нас слушали тысячи людей.

Хозяин магазинчика рассказал мне, что существует маленькая группа людей – четыре человека, – которая регулярно собирается и обсуждает учение Свами. Это было началом Бруклинского центра Саи Бабы, под Бостоном, который потом, на протяжении десяти лет, с 1984 по 1994 гг., собирался у меня дома. Я никогда прежде не был в Индии и даже не задумывался о такой возможности. Однако, когда эта мини-группа собралась к Свами на Рождество, я сказал, что поеду с ними. В декабре 1977 г. пятеро членов нашего центра поехали к Свами. Я был крайне взволнован  и не знал, чего ждать от предстоящего путешествия. В то время я читал книгу Самюэля Сандвайса «Саи Баба, святой и… психиатр». Многие читатели наверняка знают о самых разных лилах, неожиданных и необычных, сопровождающих путь человека к Свами. В книге Сандвайса описывается одно из таких «путешествий» – трудное и интересное.

В ночь перед тем, как в первый раз увидеть Бабу, я не сомкнул глаз. Мы рано пришли в даршан-холл и нам удалось занять места в первых рядах. Конечно, тогда на даршане было гораздо меньше людей. Когда я первый раз увидел Свами, Он подошёл ко мне и сказал: «Увидимся завтра». Я, естественно, понял эту фразу буквально, исходя из своего, а не из Его, понимания времени. Когда на следующий день Свами не обратил на меня никакого внимания, я сильно расстроился. Через несколько дней Он опять приблизился ко мне и промолвил: «Ты переживаешь – не надо. Не беспокойся. Увидимся завтра». Хоть я и старался, но ко второму обещанию Свами отнёсся ненамного спокойнее. Во время этой восхитительной поездки мне выпала возможность сидеть рядом со Свами на свадебной церемонии, а во время Его рассказа о Христе на рождественской трапезе я сидел прямо у Его ног. Затем мы вернулись в Бостон.

Но «жажда» мучила меня. Я мечтал только о том, чтобы вернуться и увидеть Его ещё раз – и как можно скорее. Следующая возможность представилась уже весной. Я узнал, что Бхагаван проводит 30-дневный курс лекций «Летние ливни в Бриндаване» неподалёку от Бангалора. Я слышал, что курс этот предназначен для индийских студентов, но иностранцам, возможно, также позволят присутствовать на лекциях. Когда весной 1978 г. я на шесть недель улетал в Индию, то даже не представлял, что ждёт меня впереди. Я приехал в колледж заранее и узнал, что нескольким иностранцам разрешили прослушать весь курс и жить в общежитии. Мои мечты сбывались. Я немедленно записался, и нам с ещё двумя американскими студентами выделили комнату. Это было немного странно: слушать курс лекций и вместе с тем жить в ашраме в Индии. Мы спали на полу, вставали задолго до рассвета, посещали очень сложный курс хатха-йоги в стиле Иенгара и напряжённо трудились весь день в ожидании вечерней беседы Свами и бхаджанов. В нашей комнате царила академическая атмосфера соперничества – совсем как в Медицинской школе. Днём мы ходили на лекции по различным религиозным дисциплинам, а затем приходили на вечернюю беседу Свами, в основном о Бхагавате, слушали подробные рассказы о Кришне и гопи (пастушках). Когда Свами возвращался из аудитории к Себе в дом, то несколько раз проходил непосредственно рядом с нами.

Через тридцать дней нам позволили сдавать экзамены вместе со всеми. Дипломы мы получили прямо из рук Свами, но самое замечательное заключалось в том, что двум американцам Свами вручил почетные значки за успехи в учебе. И нам было разрешено подняться на сцену и сделать паданамаскар, в то время как Свами вручил нам значки. Кто-то заснял этот момент на пленку, эти фотографии с тех пор всегда стоят на моём алтаре, утешая меня в трудные минуты.

Много событий произошло в то лето. Они оставили неизгладимый след в моей душе. Я упомяну лишь четыре – они имели сильное влияние на мою врачебную практику. По воскресеньям лекций не было, и Свами отправлял нас по деревням – заниматься служением. Нас сажали в грузовики, выдавали мётлы и мешки, и, приехав в какую-нибудь деревушку, мы делали там уборку. Через несколько часов деревня преображалась, а Свами раздавал нам мороженое. На меня произвело сильное впечатление, как деревня за несколько часов превращалась из грязного и нездорового места в прекрасную Шангри Ла[1].

Вторым событием стал неожиданный визит Свами в наше общежитие. Он  пришёл посмотреть, как мы живём. Однажды во время полуденной сиесты мы вдруг услышали, что пришел Свами. Мы все выбежали в коридор и увидели, как Свами в одной из комнат наблюдает за двумя американцами: один делал массаж другому. Я услышал мягкий голос Свами: «Нет, не так. Вот…», – и Он протянул руку и материализовал им вибхути. Меня поразило то, что Свами указал нам: в лечении вера важнее массажа.

Третий случай произошёл во время лекций. Из тридцати лекций о различных мировых религиях суфизму была посвящена только одна. На тот момент суфизм стоял во главе моей системы верований,  к тому времени я уже десять лет ходил на суфийские занятия. И как раз во время лекции про суфизм в аудиторию зашёл Свами и сел на кресло, прямо напротив меня. Это никак не могло быть простым совпадением! Я уверен, что ни на одной лекции Свами не сидел от начала до конца – только на этой. Его волосы были прямо передо мной в течение всего часа. Я не запомнил ничего из этой лекции – я мог сосредоточиться только на Его волосах. Свами как-то сказал, что Его волосы – это лес, куда люди приходят отдохнуть. Я нашёл приют в Его волосах – тогда и ещё много раз в дальнейшем. Для меня это стало конечным пунктом запутанной и извилистой дорожки моего духовного поиска.

           Наиболее драматичным был четвёртый инцидент. Я думаю, что именно это событие во многом определило направление и стиль моей дальнейшей практики. В 1978 г. колледж ещё не был большим, а во дворе, где проходил даршан, росло громадное дерево. Двор был четырёхугольным, ограниченный с одной стороны главным административным зданием, включая и клинику, а по бокам – слева студенческим общежитием, где мы жили,  и справа – домом Свами. Аудитория, где мы слушали лекции и где Свами ежедневно проводил Свою вечернюю беседу, располагалась спереди от двора ближе к улице. Во дворе проходил даршан, дважды в день. Свами жил в Своём доме, а Его слониха Саи Гита – позади. Однажды, когда я занимался во время обеденного перерыва, в мою комнату вбежал индус, бывший, как я позднее узнал, врачом. Он сказал, что возникла проблема и чтобы я срочно пошёл с ним. Я спросил, что случилось, и он ответил, что одному из американских студентов стало плохо и ему требуется моя помощь. Мне очень не хотелось идти, так как я считал себя здесь учащимся, а не практикующим врачом. Дома, в Америке, я считался врачом «нестандартным», даже радикальным, с моим интересом к медитации, суфийским танцам и холистической медицине. В Индии я с радостью держался в тени и не афишировал свою профессию. Я был обыкновенным учеником духовной школы. Насыщенная и напряжённая программа курса была мне по нраву. Я не хотел привлекать ничьё внимание и ввязываться в какие-либо истории, которые могли бы хоть как-то выделить меня среди других. Я сказал пришедшему, чтобы он разыскал кого-нибудь из дежурных врачей-индийцев, но тот не удовлетворился моим ответом и продолжал настаивать, чтобы я пошёл и осмотрел американца. Он сказал, что я как американский врач должен лучше знать, как помочь соотечественнику.

Пока мы шли в комнату больного, я вспомнил, что видел его практически каждый день, когда проходил мимо его двери по пути на лекции и обратно. Его поведение казалось мне странным; он, по-видимому, не ходил на занятия и не интересовался беседами Свами. Он всё время лежал на своём матрасе, уставившись в потолок. Но тогда я не обращал внимания на других. Свами сказал, что в Его ашраме мы должны нести ответственность за своё собственное поведение. Мы здесь не для того, чтобы общаться, а для того, чтобы учиться. Также Он сказал, что мы несём ответственность не только за своё поведение, но и за неправильное понимание его другими. Это прозвучало немного непонятно для меня, но так или иначе я не хотел впутываться ни в какие события, чтобы не возникло каких-либо недоразумений. Свами хотел, чтобы мы вели себя очень уважительно по отношению к другим и ни в чём не обижали окружающих нас индийцев и их национальные чувства. В какой-то мере мы должны были выдержать испытание, показав, могут ли западные люди принимать участие в подобном курсе. Конечно, мне не хотелось никаких неприятностей. Но, как выяснилось, у Свами на этот счёт было другое мнение.

Мы вошли в комнату, где на матрасе лежал, устремив взгляд в потолок, больной американец. Он сам был врачом, партнёром одного американского преданного. Никто, похоже, о нём практически ничего не знал. Он говорил со мной неохотно и зло и был, вероятно, не совсем адекватен. Я понял, что провожу психическое обследование человека, который не является моим пациентом, без его согласия, не в своей клинике, в стране, традиций, законов, правил и лекарств которой я не знаю. Я подумал, что не имею официального права заниматься медициной в Индии.

Чем больше мы разговаривали, тем яснее я понимал, что этот доктор-американец – психически больной человек. У него, по всей вероятности, были галлюцинации. Кто-то сказал, что он уже несколько дней практически ничего не ел, и, возможно, у него нарушение солевого обмена или обезвоживание, приведшее к психозу. Я подумал, что также возможно, что у него более серьёзное заболевание, например шизофрения. О нём ничего не было известно, кроме того, что он врач, недавно начавший практиковать вместе с другим американским доктором.

Внезапно он встал и быстро вышел из комнаты. Все мы последовали за ним, однако спустя некоторое время я обнаружил, что шагаю позади него один. Я не знал, в чём заключалась моя роль, но чувствовал, что мне нужно следовать за ним. Я понимал, что именно от меня ждут решения в сложившейся ситуации. Сумасшедший американец тем временем вышел из общежития во двор. Вид у него был весьма странный. Даршана в то время не было, но во дворе находились несколько индусов, подозрительно посмотревших на него. Для меня это было очень неприятно, потому что они посмотрели так и на меня, ассоциируя и меня с этой ненормальной и нелепой ситуацией. Я понял, что моя «маскировочная» броня  утрачена навсегда.

Американец пересёк двор и направился к дому Свами. Кроме меня никто не сопровождал его. Казалось, будто он хочет пойти посмотреть на слониху Свами, но я уже начинал беспокоиться. Мы определённо шли не туда, куда надо. Что меня особенно поражает сейчас, так это то, что я не знал, что мне делать. Я отдежурил не одну ночь в психиатрической «скорой помощи», где не раз возникали разного рода непредвиденные ситуации. Тогда вопроса «что делать» не возникало. Если бы этот человек оказался в приёмном покое, то уже давно подвергся бы лечению. Однажды полицейские привезли нам очень агрессивного больного, который пытался наброситься на каждого, кто приближался к нему. Ему насильно сделали инъекцию психотропного препарата и заперли в специальной палате. На следующее утро другой врач отпустил его. Вечером того же дня больной пришёл в больницу с пистолетом и застрелил выпустившего его врача. У меня был опыт подобного рода ситуаций. Но делать это во дворе Свами? Каким методом следует лечить здесь?

Между тем американец подошёл к воротам дома Свами. Пожилой индус, стороживший их, шагнул к огромному, злому и неадекватно ведущему себя иностранцу и сказал: «Нет, сюда нельзя. Пожалуйста, остановитесь». Старик ласково дотронулся до американца, который стоял в задумчивой позе, скрестив руки. Внезапно он резко выбросил руки вперёд, и сторож полетел на землю, сильно ударившись головой. 

«О боже! Подожди минуту!» – подумал я. Старик лежал на земле, похоже, без сознания, а американец направлялся за дом Свами к Саи Гите. Ситуация выходила из-под контроля, и мне нужно было что-то предпринимать. Я поднял сторожа и бегом отнёс его в ближайший медпункт на женской половине ашрама. Потом несколько человек схватили американца и насильно отвели его в медсанчасть при административном корпусе. Индийские врачи сказали, что лечить больного должен я. «Какое ему дать лекарство?» – спрашивали они. Я снова попытался вывернуться: «Почему это я должен его лечить? Он находится здесь, в Индии. В Индии я не имею права назначать лекарства. Лечить его должны вы». – «Но как? – спросили они. – Он американец и вы должны знать, какое лечение вы назначили бы ему в Америке». Я не знал индийской фармакопеи, не знал также, какие лекарства у них есть. «Какие препараты у вас есть?» – спросил я. Выяснилось, что в медпункте имелся аналог торазина, и мы сделали больному инъекцию, после которой он немного успокоился.

Я был в недоумении. Ситуация действительно была странной. Я уехал из Америки, где работал в психиатрических отделениях и назначал больным торазин, постоянно ища ему не столь токсичную замену. И вот я на другом конце света, в ашраме у Свами – и вынужден делать внутримышечную инъекцию торазина. По правде говоря, сначала я не хотел давать ему это лекарство, хотя в данной ситуации – будь то Америка, или ашрам – лучшего средства в нашем распоряжении не было.

Вскоре нам сообщили, что Свами разрешил американцу покинуть ашрам и лечь в больницу. Я знал, что там широко используется электрошоковая терапия (ЭШТ), и попросил, чтобы ЭШТ не применялась, пока он не вернется в Америку, так как считал, что решение должно быть принято там.

Когда я вернулся в ашрам, то уже знал, что отныне я буду ассоциироваться с психически ненормальным американцем. И все мои попытки исправить ситуацию скорее всего обречены на неудачу, так как многие видели, что я сопровождал его через весь двор. Как-то раз одна индийская девушка указала на меня пальцем, прошептав что-то о сумасшедшем американце.

Но более важным уроком, который я вынес из этого инцидента, явилось то, что мне необходимо было действовать решительнее и заранее обезвредить этого больного и опасного человека. В приёмной скорой помощи я бы сделал инъекцию, как только появились бы первые признаки агрессии. Но я был в ашраме, так далеко от моей «медицинской реальности». На самом деле, для меня очень важно при лечении больных следовать своей интуиции как можно решительнее. Будучи студентом медицинской школы, из-за своего интереса к альтернативной медицине я был против использования общепринятых методов, особенно ЭШТ. Это моё предубеждение основывалось на невежестве, а отнюдь не на знании того, что может принести реальную пользу пациенту. Многим больным необходимы именно традиционные средства, а ЭШТ – это эффективный метод лечения в случае правильного и своевременного применения.

«Знахари», обычно выступающие против традиционных медикаментов, не более правы, чем те, кто использует их необдуманно и без меры. Многие средства, использующиеся сейчас в традиционной психиатрии, чрезвычайно эффективны и могут применяться при лечении множества заболеваний. Но с помощью теоретической науки невозможно определить, какие именно средства надо использовать в каждом конкретном случае. Решение должно приниматься исходя из здравого смысла. Оно может быть основано на клиническом опыте или интуиции. Некоторые называют это «логическим алгоритмом выбора схем лечения с тщательными клиническими испытаниями». Но часто бывает, что помочь больному может только принудительное лечение.

Опыт, полученный мной во время «Летних ливней» Свами в Бриндаване, я запомнил навсегда. Если бы я действовал более оперативно, не пострадал бы старый человек, охранявший дом Свами. На следующий после инцидента день выяснилось, что с ним всё в порядке. К нему в больницу ашрама пришел Свами и материализовал для него вибхути. Позже, тем же летом я присутствовал на встрече в Путтапарти, на которой Свами беседовал с американцами перед их отъездом. Я сидел прямо у Его ног и пребывал в великом блаженстве. Было ясно, что Свами не сердится на меня за то, что произошло, однако я навсегда запомнил, что моя работа – держать больных под контролем, быть бдительным и действовать настолько быстро, насколько этого требует ситуация.

По прошествии многих лет моя практика приобрела одну отличительную черту: ко мне направляют пациентов, которым не помогают большинство известных средств. Мы никогда не отчаиваемся в своём желании помочь им. Какие бы ни возникали сложности, мы стараемся подыскать новейшие и лучшие комбинации препаратов и методов лечения. И даже если нет никакой надежды, мы продолжаем оказывать пациенту эмоциональную и духовную поддержку.

Одна моя пациентка, молодая женщина двадцати пяти лет, в течение многих лет постоянно пыталась покончить с собой. Причиной этому были устойчивая депрессия и не покидающие её мысли о суициде. В своих попытках самоубийства она довела себя до частичного паралича и несколько лет не покидала реабилитационный центр. На ней были испробованы все известные психотропные средства. Её любящие родители мучались оттого, что их дочка постоянно находилась под строгим присмотром, им хотелось, чтобы у неё было больше свободы и ей не было бы так тоскливо в её заточении. С другой стороны, они прекрасно знали, что за ней необходимо вести непрерывное наблюдение, чтобы предотвратить очередные попытки самоубийства. Мы проводили всё новые и новые клинические эксперименты, пытаясь найти средство, простое или комплексное, которое бы ей помогло. В конце концов, после трёх лет безрезультатных поисков, сработала самая неожиданная смесь из пяти компонентов. У больной пропала тяга к самоубийству, её перестала мучить депрессия. Комбинация препаратов была далеко не ортодоксальной, её было легко раскритиковать. Как только доктора, незнакомые со всей предысторией этого случая, видели это необычное сочетание, они сразу же пытались уменьшить дозу одного из препаратов. Каждый раз она немедленно впадала в депрессию с суицидальным синдромом. Через несколько лет она уже сама следила за тем, чтобы в этом необычном «коктейле» ничего не менялось. Как выяснилось, ей было необходимо принимать строго определённое и неожиданное сочетание лекарственных средств, с большим трудом найденное нами. Она смогла покинуть стационар, где прожила более пяти лет. Ещё через три года она прислала мне письмо, где благодарила за настойчивость в поисках нужных ей средств, за то, что мы не отступилась, пока не нашли то, что ей подошло. Она писала, что вновь обрела жизнь и очень признательна нам.  Ещё один урок Свами: никогда не отчаивайтесь в своём стремлении помочь.

Инцидент в ашраме Свами научил меня ещё одному: никогда не проезжать мимо, если видишь аварию на дороге. В целом ряде случаев я смог помочь и оказал первую помощь пострадавшим в дорожно-транспортных происшествиях. На одном  опасном перекрёстке на улице Марты Виньярд, неподалёку от моего летнего дома, я дважды становился свидетелем серьёзных столкновений. В обоих случаях мне удалось помочь пострадавшим людям продержаться до приезда скорой помощи. Прошлым летом я вновь оказался первым на месте происшествия и помог женщине, пребывавшей в состоянии шока и получившей сильные травмы по вине безответственного и неумелого водителя. В другом случае неудачного столкновения двух машин я вызвал «скорую» по мобильному телефону, в то же время поддерживая голову пострадавшей женщины. Помощь прибыла лишь через сорок пять минут. В другой раз я подоспел, когда пьяный шофёр, сбивший студентку Азиатского колледжа, ехавшую на велосипеде, пытался заставить её встать, по-видимому, затем, чтобы его не смогли обвинить в причинении ей вреда. Я вмешался и проследил за тем, чтобы она лежала спокойно, пока не приехала «скорая» и полиция. Дело было передано в суд, где я дал свидетельские показания окружному прокурору. Впоследствии я узнал, что у водителя не было прав и он находился под действием наркотиков. При всей нашей нелюбви к судебным процессам, наш долг медиков-профессионалов – помогать всегда, когда это возможно.

Как раз в то время, когда я писал этот отрывок о необходимости своевременной помощи, мой коллега, о котором я ничего не слышал уже многие годы, попросил меня посмотреть одну больную. На протяжении многих лет она страдала тяжелым психическим расстройством. Она – мать двух маленьких детей и вне обострений работала учительницей в школе. Время от времени с ней случались тяжёлые припадки – маниакально-депрессивного психоза или шизофрении. Она – последовательница учения «Христианская наука», и члены общества, как и вся её семья,  заботились о ней во время её болезни, не прибегая к помощи лекарств.

Но во время последнего обострения её муж и брат так замучились, круглыми сутками дежуря возле неё, что отправили её сначала в интернат «Христианской науки», а потом – в психиатрическую больницу. Они надеялись вскоре забрать её домой, но прежде им нужно было отправить детей к родственникам и подготовить дом к её возвращению, где они собирались и дальше лечить её молитвой и тщательным уходом.  Но администрация больницы не давала разрешения на выписку, и её семья хотела, чтобы я осмотрел её и помог вернуть домой.

Мой осмотр выявил, что она действительно психически ненормальна,  и при других обстоятельствах я, безусловно, настаивал бы на медикаментозном лечении. Однако в её муже и брате я нашёл чрезвычайно искренних, преданных и убеждённых приверженцев философии «вреда лекарств».  Хотя в данном случае я был абсолютно не согласен с ними и сообщил им об этом, мне оставалось лишь проявить уважение к их искренней и безоговорочной приверженности религиозным убеждениям, а также к их тяжкому и терпеливому труду по уходу за ней в течение многих лет. Они сказали, что между обострениями она совершенно нормальна – любящая мать и прекрасная учительница. До тех пор я с предубеждением относился к «Христианской науке», но благодаря их неколебимой вере неожиданно для себя оказался в суде, убеждённо защищая их от требований больничных докторов. Мне удалось убедить судью: дать согласие на выписку женщины на домашнее лечение. Когда она вернулась в свою любящую семью, я был тронут до слёз.

Много раз мы встречались с трудностями, наносящими ущерб нашим проектам в госпиталях и интернатах. На протяжении последних двадцати с лишним лет эти проекты были на грани катастрофы гораздо чаще, чем мне хотелось бы вспоминать. Во время каждого из этих кризисов люди, работавшие со мной, надеялись на мою помощь. Проблемы эти включали: закрытие отделений, банкротство больниц, потерю постоянных пациентов, крах бизнеса, вторжение комиссий министерства здравоохранения по проверке лечения, сокращение услуг Службы бесплатной медицинской помощи неимущим и другие неприятности. По каким-то причинам мы выдержали все эти испытания и за двадцать пять лет успешно преодолели сотни кризисов.

Мои сотрудники всегда считали, что я как руководитель и медицинский директор этих проектов должен найти выход из очередного кризиса. Но в действительности, всё, что я мог сделать в любой из этих ситуаций, это помолиться Свами. То, что по сей день я не утратил меру ответственности и не дал всем этим заботам сбить себя с толку, можно отнести только за счёт ежедневной помощи Свами.

В качестве примера расскажу о больнице, где наш «проект» работал уже больше десяти лет. Это отделение было оплотом всей нашей практики, и нам было необходимо, чтобы оно «выжило». У больницы возникли большие финансовые трудности по причинам, не зависящим от работы нашего отделения. Зная, что больница на грани банкротства, я заранее пытался заключить договоры с другими стационарами, которые могли бы предоставить нам отделение для гериатрической психиатрии. Один чрезвычайно беспринципный бизнесмен купил право собственности на здание больницы. В его расчет входила не помощь, а надежда довести больницу до финансового краха и затем, когда она объявит о своем банкротстве,  приобрести её по низкой цене. Наши дни были сочтены. В добавок к этому, в ближайшую пятницу наступал крайний срок открытия в больнице нескольких государственных отделений. В четверг, накануне роковой пятницы, раздались три телефонных звонка из трёх разных госпиталей. Каждый из них предлагал нам отделение, где мы могли бы работать с одним из аспектов по профилю нашего «кризисного» отделения. С двумя из этих больниц я не имел прежде вообще никаких контактов. В итоге, вместо «катастрофы», в тот же четверг мы заключили договор о трёх новых отделениях, которые, слегка отличаясь по профилю, могли работать сообща. Неожиданно вместо одного отделения у нас стало целых три! С течением времени они превратились в идеальное воплощение нашего проекта. Одно было диагностическое, другое – закрытое психиатрическое, а третье – отделение для длительного пребывания больных с психическими расстройствами. Все три успешно работают уже пять лет, и сейчас мы открываем четвертое. Мне очень трудно поверить, что всё это – простая случайность. Я могу только благодарить Свами за очередное проявление Его заботы.

Мне бы хотелось описать другое чудо, не относящееся к моей медицинской практике, но очень выразительное и характерное для того «вмешательства», которое часто осуществляет Свами. Только тот, кто хоть раз бывал в ночном бомбейском аэропорту, может оценить всю нелепость ситуации и изящество её разрешения. Два года назад, на обратном пути из Путтапарти двое из нас остановились в отеле «Кентавр» в Бомбее. Было 11 вечера, наш рейс улетал в 3 часа утра, и у нас оставалось много времени, т.к. аэропорт был в пяти минутах езды. Всё же мы решили выехать заранее, так как в бомбейском аэропорту может приключиться всё что угодно. Когда такси подкатило к зданию аэровокзала, зрелище, представшее нашим глазам, больше всего напоминало массовый бунт. Там были сотни людей, с тележками, набитыми багажом, которые толкались, отпихивая друг друга. Они образовали огромную толпу, крайне возбуждённую и рассерженную, у дверей в здание. Наш водитель остановился напротив дверей, так близко, как мог, сбросил наши чемоданы на землю и уехал. Мы остались стоять в полном замешательстве, в то время как сотни людей, все с багажными тележками, атаковали дверь, толкаясь в невыносимой давке среди машин и рикш. Когда мы спросили кого-то, что происходит, нам ответили, что три международных рейса, каждый с сотнями людей на борту, улетают одновременно, а аэропорт закрыл все двери, кроме одной. Все стремились попасть внутрь через этот вход. Мы пытались сохранять спокойствие, хотя отлично понимали, что не можем войти внурть, чтобы взять тележку, а без тележки нам не унести наш багаж. Если мы попытаемся проникнуть в здание вместе с толпой, взять тележку, выйти с ней и войти снова с багажом, то мы безнадёжно опоздаем на рейс. В страхе и волнении мы рисовали перспективу этого внезапного безумия.

Пока мы стояли и соображали, что делать, случилась очень странная вещь. Высокий худой индиец, одетый в черный костюм (!), приблизился к нам. Я до сих пор не уверен, было ли это наяву, настолько необычно это выглядело. Но оба мы увидели одно и то же. Этот человек, по какой-то загадочной причине, толкал перед собой не одну, а целых две пустых тележки. Проходя мимо нас, он оставил обе тележки прямо перед нами и пошёл дальше. И по сей день ни один из нас не может понять, по какой причине этот человек был в тёплом чёрном костюме в жаркую летнюю ночь. Почему у него оказались две пустые тележки, в то время как толпы людей тщились достать хотя бы одну? И главное, почему он оставил их прямо рядом с нами?

Мы положили на тележки наш багаж и встали в «очередь» к двери. Это была нешуточная борьба, но в конце концов мы протиснулись внутрь и успели на самолет.  Мы оба уверены в том, что не получи мы этот чудесный дар, мы не смогли бы попасть на наш рейс. И снова я благодарил Свами за вмешательство. Чем-то этот случай напоминает мне историю с тремя телефонными звонками в самый последний момент, которые привели к открытию трёх новых отделений. Оба этих эпизода настолько невероятны, что невозможно поверить в их случайность. Было бы абсурдно считать, что это не помощь Свами. Это была та «ежедневная» помощь, которая позволила выжить нашим лечебным программам.

На протяжении последних двадцати лет я каждый день делаю почти одно и то же – а именно: лечу пожилых людей и больных с психическими отклонениями в больницах и отделениях реабилитации. Но за эти годы изменилась атмосфера в медицине, особенно в последние десять лет. Всё чаще финансовые соображения одерживают верх над этическими. Многие годы мы не думали о том, сколько денег требуется на лечение, нас заботила только эффективность лечения. Разумеется, мы вынуждены думать о деньгах в том смысле, чтобы  количество пациентов позволяло зарабатывать на жизнь, но мы никогда не «оценивали» больных и прежде всего думали о том, как лучше лечить, а не сколько денег можно с него получить. Мне кажется крайне безнравственным даже думать о выгоде, если есть возможность кому-то помочь. Но конкуренция всё быстрее становится одним из главных факторов выживания. Сегодня лечебным процессом в так называемых «ведущих» крупнейших клиниках управляет безжалостный и аморальный бизнес. Члены группы, с которой я работаю, прилагают все усилия к тому, чтобы остаться честными клиницистами, но это становится всё трудней и трудней.

Я чувствую, что воздействие Свами на мою медицинскую практику проявляется в частности в том, что я усиленно стараюсь быть терпимее и добрее к людям, с которыми работаю, а также к больным и их семьям. Во всех случаях, когда нужно сделать выбор между финансовой выгодой и уважением к коллеге или нуждами больного и его семьи, мы стараемся не думать о деньгах. Лояльность нашей группы примиряет между собой организации, которые в противном случае конфликтовали бы друг с другом. Некоторые врачи  в течение многих лет «передают» мне пациентов, и я «возвращаю» их, когда лечение закончено. Эти «передачи» осуществляются помимо воли различных корпораций, заявляющих права собственности на каждого из нас.

Один из подобных случаев произошёл с одним из старых, хорошо известных специалистов в моей области – гериатрической психиатрии. Много лет назад я досадил ему тем, что оказался его конкурентом в получении государственного гранта. Я был молодым начинающим врачом, и мы оба получили крупные правительственные гранты по гериатрии, на которые был большой конкурс. Его раздражение на меня ещё не прошло, когда мне была предоставлена возможность возглавить его проект, о чём мне тайно сообщил администратор его клиники. Считая, что честность по отношению к коллеге важнее, чем дополнительный доход, я позвонил ему и рассказал о том, что произошло. Вместо того чтобы принять руководство отделением за его спиной, я сказал ему о предложении и спросил его, что мне делать. Я объяснил, что всегда уважал его работу и не хочу никоим образом обидеть его. Не раз случалось, что другие врачи завладевали моими проектами, и я бы не хотел, чтобы и он оказался в таком положении. Я сказал, что, поскольку мне предложили руководить его проектом, а не моим, я должен сначала посоветоваться с ним. Он поблагодарил меня за честный поступок  и добавил, что подумает над этим вопросом. Я потерял это место, но завоевал уважение коллеги. Подобные ситуации возникали множество раз, и я всегда старался помнить о Свами и поступать нравственно, а не действовать как хищники, что характерно для современной американской медицины.

Всё сильнее я чувствую потребность ежедневного, ежеминутного присутствия Свами. Я понимаю, что Свами даёт нам возможность использовать наши многочисленные контакты с людьми как маленькие шаги в духовной практике. За день я общаюсь в среднем с тридцатью больными, и во многих случаях и сами пациенты, и их родственники, а иногда и медицинский персонал пребывают в состоянии крайнего смятения. У нас всегда есть выбор – потратить время и энергию на то, чтобы утешить их и помочь им, или же напустить на себя деловую высокомерную мину, столь типичную для лица западной медицины. Мы можем резко и грубо говорить о больном в его присутствии, будто он неодушевлённый объект, или можем уважать человеческое достоинство даже в слабоумном и невменяемом больном. Я верю в то, что сказал Свами: манера обращения с больным – существенная часть лечения. Теперь я без труда могу сделать «перерыв» в работе и просто посидеть с удрученным членом семьи, поговорить с сестрой или дочерью больного, чтобы помочь им понять, что происходит, каковы перспективы, или с сочувствием выслушать их горестный рассказ.

Свами часто говорит о «хвале и хуле». Из этих тридцати ежедневных пациентов кто-то превозносит меня за отличную работу, а кто-то ненавидит меня, считая заносчивым и невнимательным. Как правило, эта хвала или хула пациентов и их родственников не имеет никакого отношения к тому, что я на самом деле сделал или не сделал для них. Часто меня хвалят, если милостью Божьей лечение оказывается успешным, даже если в этом нет никакой моей заслуги. И неоднократно меня обвиняли в несостоятельности в тех случаях, когда я тратил уйму времени на больного, но результат оказывался неблагоприятным.  Мы не можем позволить себе реагировать на хвалу и хулу. Разумеется, когда пациент рассержен или недоволен чем-то, я пытаюсь поговорить с ним и извиниться за небрежность, которую, как им кажется, я допустил, даже если на самом деле я этого не делал. Они могут невзлюбить меня, если лечение не дало результатов. Если я действительно в чём-то обидел их, я всегда извиняюсь. Я чувствую присутствие Свами и считаю, что должен принести извинения  за всё, что могло оскорбить их самолюбие, – вижу я за собой вину или нет.  Если у них создаётся хоть малейшее впечатление, что я высокомерен, чёрств или недостаточно внимателен, я должен попросить прощения и попытаться помочь им изменить это мнение. Каждый день нам предоставляется множество шансов проявить любовь к больным и их близким. Какая другая профессия дает возможность каждый день утешать и успокаивать сотни отчаявшихся людей?

С утра до вечера у меня есть эта возможность – тратить личное время и усилия на то, чтобы выразить любовь людям, предоставленным мне Богом. Эти постоянные усилия позволяют мне всё больше и больше думать о Свами. Всякий раз, когда я замечаю за собой, что становлюсь нервным, раздражённым, суетливым или сердитым, я пытаюсь остановиться и подумать о том, что Свами хочет от нас: «Начинай день с любовью, заполни день любовью, закончи день с любовью» и «Будь добрым, делай доброе, замечай доброе». Этот удручённый человек, сидящий передо мной,  – Свами, и Свами прекрасно знает, как я обращаюсь с ним. Возможно, такое отношение к пациенту и есть наша врачебная мантра, наша медитация, наша сева, наша любовь. У нас есть возможность целый день смиренно служить несчастным и больным людям. Нет сомнения, что Господь дал нам все условия для садханы.

Наибольшее воздействие, которое оказал на меня Свами как на человека и врача, – это то, что Он сделал меня более чутким к больным и их семьям. Я ставлю себя на их место, как будто я сам – страдающая сторона. Иногда я мог бы тратить меньше времени на больного, но я не думаю об этом и стараюсь «замедлить ход» и выслушать тех, кто окружает меня. Когда я ошибаюсь или проявляю нечуткость, я как правило тут же замечаю это и молюсь Свами, чтобы Он простил меня и помог загладить вину. Я стараюсь тотчас же извиниться, если невольно кого-то обидел. Я пытаюсь видеть Свами в каждом сидящем передо мной человеке, и это заставляет меня искать божественное сознание в старых, немощных людях, что в противном случае едва ли бы мне удалось. Я твёрдо верю, что каждого больного или члена его семьи послал мне Свами, и говорю с ними столько, сколько им нужно. Величайший дар, полученный мной от Свами – то, что я радуюсь жизни и возможности служить пациентам каждый день.

Мне трудно не коснуться в этой статье двух особых аспектов работы Свами, которые произвели на меня глубокое впечатление. Целый день, каждый день я помню о Большом Многопрофильном госпитале Свами и о Его Системе водоснабжения. Для меня это два Его самых великих чуда. Его госпиталь – как прекрасный алмаз, сверкающий вдали. Он даёт мне уверенность в том, что медицина в этом мире может иметь духовную основу. Помнить об этом всегда – бывает очень трудно, так как на Западе она превратилась в бешеную гонку за прибылью. Само существование госпиталя даёт мне мужество и надежду, что я останусь настоящим врачом. Я стараюсь не забывать об истинных ценностях даже в процессе борьбы за выживание, несмотря на финансовые проблемы Бесплатной медицинской службы, непомерные денежные запросы больниц и легионы медицинских чиновников, осаждающих клиники с проверками и инспекциями.

Большой Многопрофильный госпиталь – это святой пример идеальной больницы, из которого я черпаю великое вдохновение. Я спрашиваю себя, есть ли какая-то надежда приблизить к этому идеалу приземлённую американскую систему медицины? Госпиталь Свами растёт и всё ярче сияет духовностью, бескорыстным служением, превосходным лечением и заботливым отношением к больным. Похоже, что жадность, материализм и безнравственный бизнес повернули вспять спираль развития американской медицины. Теперь, с головой погружённый в финансовые проблемы западной медицины, я вспоминаю время, когда я, сняв сандалии, молился у святыни в холле Большого Многопрофильного госпиталя.

Свами сказал, что наше поведение может оказать влияние на весь мир. И я считаю, что самое эффективное, что я могу делать – это следовать нравственности в медицине, постоянно думая о Свами. Это в наших силах: каждое мгновение выбирать лучшее действие, избегать гнева, жадности и других дурных качеств, как учит нас Свами. И самое главное, мы должны прежде всего думать о пациентах и их благополучии и развивать системы, позволяющие делать это. В моём случае, имея некоторые административные полномочия, я должен изыскивать способы, позволяющие больным находиться в стационаре столько, сколько нужно для лечения. Это очень трудно, так как группы по страховке требуют выписки недолеченных больных.

Ещё со времён Летних курсов 1978 года мне стало ясно, насколько важно добровольное служение. Это даже не садхана, а необходимый атрибут общества. В сущности, как я считаю, только массовая благотворительность может спасти систему медицины от засилья коммерции и направить её в нужное русло.

Второе чудо света для меня – это Система водоснабжения Свами. Всю жизнь я удивлялся, почему страны третьего мира не имеют чистой воды. Разве может какой-то фактор, присущий земле, природным ресурсам, стране, препятствовать чистоте воды? Свами пробурил скважины в Путтапарти и дал чистую воду более миллиону людей, а теперь к тому же колодцы с чистой водой доступны тысячам деревенских жителей. Единственной помехой для чистой воды было нежелание вырыть хорошие колодцы. Были также некоторые проблемы с правительством и с местными жителями, легкомысленно относящимися к своему здоровью. Теперь, подъезжая к Путтапарти, я вижу чудесные резервуары с водой Сатьи Саи Бабы. Эта картина стоит у меня перед глазами всё время, пока я нахожусь в больнице. Это девиз для всех нас – делать всё необходимое для здоровья людей.

Свами подарил нам эти два чуда, чтобы они вдохновляли нас в нашей врачебной практике. Для грязной воды нет оправданий. Нет оправданий для больниц, где царят коррупция и жадность. Нам нужно вырыть хороший колодец и построить хорошую больницу. Нам нужно построить большие многопрофильные больницы по всему миру, и каждый должен пить чистую воду. Пусть же Свами даст нам силы на то, чтобы помочь Ему создать новый мир медицины. 

[1] Шангри Ла – «Земной рай», царство вечной молодости в романе Дж. Хилтона «Потерянный горизонт»

 

Как Баба воскресил из мертвых

Безусловно, для многих будет сюрпризом узнать, что в Индии инкарнирован человек, Сатья Саи Баба, являющийся Аватаром, который в двух, вполне задокументированных, случаях действительно воскресил мертвых, а в одном из них он, подобно Христу, воскресившему Лазаря, сделал это, когда тело находилось в состоянии разложения.

Это произошло в 1953 году. У г-на В. Радхакришны, шестидесяти лет, владельца фабрики и почтенного гражданина города Куппан, штат Андхра-Прадеш, развилась язвенная болезнь желудка в тяжелой форме, с осложнениями. Он был преданным Саи Бабы и решил поехать в ашрам Путтапарти в надежде, что "Человек, творящий чудеса", его вылечит. Его сопровождали жена и дочь. По прибытии в ашрам его сразу же уложили в постель. Баба приходил к нему, но не предпринял ни малейшей попытки к его излечению. Г-н Радхакришна жаловался, что ему лучше умереть, чем продолжать испытывать такую боль, которая мучила его. Баба улыбнулся, но ничего не пообещал.
Через несколько дней больной впал в кому, и жена и дочь, которые не отходили от него, услышали предсмертные хрипы. Баба осмотрел его, но по-прежнему ничего не предпринял. Через час дыхание г-на Радхакришны остановилось. Он посинел, потом остыл и окоченел. Санитар сказал, что он умер. Свами снова осмотрел его. "Не беспокойтесь, - сказал он, - все будет в порядке". Но он по-прежнему ничего не делал для его воскрешения. Вера жены и дочери подвергалась серьезному испытанию.

На следующий день они преданно сидели у кровати, с тревогой ожидая малейшего признака возвращения жизни. Но признаков не было. День миновал. Две женщины из последних сил цеплялись за остатки веры в то, что, известным лишь ему способом и в известное лишь ему время, Свами спасет их мужа и отца. Утром третьего дня тело почернело, совершенно окоченело и начало источать запах. Г-же Радхакришне предложили удалить труп из ашрама, но она категорически отказалась делать это без одобрения Бабы. Его помощники спросили об указаниях: вернуть ли тело в Куппан или кремировать в Путтапарти. Баба ответил загадочно: "Посмотрим".

К этому времени обе женщины были в отчаянии. Они пошли к Бабеи говорили с Ним. Он ответил просто: "Не бойтесь. Я здесь". Однако он пообещал прийти позднее и осмотреть труп. Прошел час, за ним другой, а Баба не показывался. Г-жа Радхакришна и дочь ее потеряли последнюю надежду. И тут вдруг на пороге спальни появился Свами, спокойный и улыбающийся. Обе женщины разразились слезами, подобно Марии и Марфе, сестрам Лазаря, рыдающим перед своим Господом, который, как они думали, пришел слишком поздно.

Он мягко попросил их уйти из комнаты и, когда они вышли, закрыл за ними дверь. Они не узнали - и никто не знает, - что произошло в течение следующих нескольких минут в той комнате, где были только Саи Баба и умерший человек, но спустя эти несколько минут Баба открыл дверь и подозвал женщин, чтобы они вошли и увидели своего любимого человека - сидящего в кровати и улыбающегося! Трупное окоченение исчезло, и вернулся нормальный цвет кожи. Баба сказал ему: "Поговорите с ними, они встревожены!" Г-н Радхакришна, недоуменно глядя, произнес: "Что вас беспокоит? Со мной все в порядке!" Он был уверен, что находился в коме и не более. Потом Свами сказал жене: "Я вернул Вам Вашего мужа. Теперь дайте ему выпить чего-нибудь погорячее". Вслед за тем он благословил их и вышел.

На следующий день больной достаточно окреп, чтобы самостоятельно ходить. На третий день он написал родственнику в Италию письмо, написанное на семи страницах. Через несколько дней вся семья вернулась домой в Куппан. Произошло, однако, не только воскрешение г-на Радхакришны из мертвых, но и исцеление язвы со всеми ее осложнениями. Это было повторение воскрешения Лазаря. В обоих случаях две женщины, самые близкие к умершему, были в полном отчаянии.

Отрывок взят Из книги Ронома Лэнгома.