Зинаида Миркина. Стихи.

Свами безусловно встретил ее там, как же замечательно, что мы все узнали о ее стихах, здесь, прямо в Его семье, спасибо, тысяча раз спасибо за то, что напечатали ее стихи, мир и покой ее Духу, перечитывая эти стихи, соединяется сердцем со всем человечеством.

очень душевные стихи у неё  

Света её душе!   

2 часа назад, ram108 сказал:

Лена, а как ты связана с Зинаидой Александровной или просто тебе нравятся ее стихи? 

Просто родная Душа, созвучная даже в паузах междустрочий... о нашей Богом подаренной встрече писала в этой теме на второй страничке - в день памяти её супруга 16 февраля 2017 года... это было после Праздника Сретенья... https://www.sairam.ru/topic/11076/?do=findComment&comment=154558

Спасибо Свамичке за это чудо. 

Когда придет пора развоплотиться,
вдруг расплывутся очертанья лиц,
сверкнет крыло, утонет в небе птица
и тихо сердце выйдет из границ.
Глубокий вдох, нечаянные слезы,
молчанье трав, шуршащая листва...
застынут жесты в сосны и березы
И развернутся в музыку слова.
И медленно раздвинувши пределы,
как будто пробуждаясь ото сна,
душа поймет, что было это тело
Тугим бутоном, а цветок — она.
Цветок живой — сверхмыслимое чудо,
ко всем, как небо, устремивший взгляд,
свободно разливающий повсюду
Дух жизни — свой тончайший аромат.
Вовнутрь, в жизнь ведущая дорога...
И можно жить, так глубоко дыша!..
И спрятанная в раковину Бога,
Хранится, как жемчужина, душа.
Саи Рам

   Смиренье осени моей...

   Листы, летящие с ветвей.

   Пронзительная красота

   Для смерти зоркого листа,

   И трепетная благодать -

   Готовность всё, что есть, отдать...

   Хоть каждый лист мне дорог так,

   Как Аврааму - Исаак,

   Но всё-таки, мой мир земной,

   Не встань меж Господом и мной.

........

Из статьи о Зинаиде Александровне на православном сайте

https://www.pravmir.ru/skonchalas-poet-i-perevodchik-zinaida-mirkina

"Сквозная тема творчества Миркиной —  отношение человека к Богу,
своему собственному духовному существованию…
Жизнь Миркина понимает как приход „оттуда“ и возвращение обратно,
а смерть — как возвращение к корням и радость встречи с самим собой".

Танечка, спасибо. Понравилось и написанное в группе в контакте, посвященной творчеству Зинаиды Александровны:

Сегодня 21 сентября в светлый праздник Рождества Пресвятой Богородицы покинула этот мир и вошла в нескончаемую Жизнь наша родная и любимая Зинаида Александровна Миркина.

Радуемся - мир Божий пополнился еще одним ангелом. Благодарим вас, родная, за ваше служение Богу, истине и любви здесь на земле. Спасибо что сумели как в ваших стихах "протереть свое ветхое я до дыр", и сквозь вас хлынул свет и Жизнь в этот мир. 

Ваши стихи - они потрясающие, светоносные и они несут Жизнь, в каждой строке свет и любовь Божья и они вечны как сам Бог. Благодарим! Любим!

Смерть света. Угасанье дня..

Но вы глазам своим не верьте..

Свет умер, чтоб войти в меня 

И дать мне жизнь своею смертью. 

Земному подведён итог 

И все гаданья бесполезны,

Вот также умирает Бог,

Зайдя извне в земную бездну.. 

P.S. Прощание с Зинаидой Александровной состоится в Москве, в Малом зале Центрального Дома Литераторов (ул. Большая Никитская, 53) в понедельник, 24-ого сентября, в 11 часов.

Самастха Лока Сукхино Бхаванту

Теперь они вместе, а ведь ещё в марте она выступала на вечере, посвященном 100-ию супруга Григория Померанца....

Не могу не поделиться этим... 

Зинаида Миркина. Очерк моей жизни.

Я родилась 10 января 1926 года в Москве у молодых революционно настроенных родителей. Отец – член партии большевиков с 1920 года, участник Бакинского подполья. Мать – комсомолка в красной косынке. В доме была атмосфера глубокой веры в идеалы революции, аскетизма, жертвы во имя своего идеала. Будучи заместителем директора Теплотехнического института, отец получал партмаксимум, т.е. вчетверо меньше, чем на его месте получал бы беспартийный. Я ребенком не слышала никакой дубовой партийной фразеологии, но партия, какой я ее чувствовала тогда, впрямь казалась мне честью и совестью своей эпохи. Так я и в школе чувствовала  - может быть, под влиянием микроклимата семьи.

И вдруг – тридцать седьмой год. Половина, если не три четверти родителей моих знакомых детей были арестованы. Мама просила меня звать домой тех, у кого арестовали родителей, быть к ним особенно внимательной. Во-первых, говорила она мне, - бывают ошибки, а во-вторых, представляешь, как это страшно – жить, зная, что твои родители враги. Я только много лет спустя оценила эти слова. Да еще узнала, что отец два месяца спал, не раздеваясь, и прощался с нами не только на ночь.

В 14 лет (40-й год) я задумалась о многих несоответствиях идеологии и жизни. Из кризиса меня вывела книга Бруно Ясенского «Человек меняет кожу». Она убедила меня в том, что сам по себе энтузиазм  и вера в идеалы, формирующие новые отношения людей и новую атмосферу, и есть главное, и это важнее всех материальных результатов. Я поняла, что само горение души важнее всего, что из этого горения получается. И я как бы присягнула внутренне на верность этому огню. Но через какое-то время я узнала, что Бруно Ясенский сам арестован и объявлен врагом народа…

Дальше – война. Она смыла все вопросы. Эвакуация в Новосибирск. Невероятная ностальгия по Москве в первый год. Невероятное напряжение всех подростковых сил (мне 15-16 лет). Но я до сих пор благодарна 50-й школе Новосибирска, в которой я проучилась в 9-м и 10-м классах. Это была хорошая школа с хорошими учителями. В Новосибирске у меня были первые литературные успехи, пожалуй, более громкие, чем когда-либо потом. Я была редактором школьной стенгазеты и произвела некоторую революцию в этом деле. Выходила газета на семи листах ватмана, занимала весь коридор, и вся наша школа и множество ребят из других школ ломились, чтобы ее прочитать. Но жить было тяжело, мучительный быт. Грань голода. Летом изнурительные работы в совхозе (это называлось трудфронтом)...

В сорок третьем году вернулась в Москву поступать в институт. Поступила на филфак МГУ. Долго сомневалась, имею ли я право заниматься литературой сейчас, когда страна в таком напряжении. Первый год университета дал отрицательный ответ на этот вопрос. То, чем там занимались, показалось мне пустым, суетой. И это тогда, когда гибли люди на фронте... И хотя любила я по-настоящему только литературу, была чистым гуманитарием, я сильно подумывала о том, чтобы сбежать в физику, в инженерию – быть полезной попросту, ощутимо. Только лекции Л.Е.Пинского примирили меня с филфаком. Я почувствовала, что мысль может быть не праздной, занятие литературой и историей мысли – отнюдь не суетой. И поняла я, что этот факультет меньше, чем какой-либо другой, уведет меня от души, от себя самой.

Студенческие годы были очень важным этапом моей жизни. Но, конечно, не университет, как таковой, а то, что происходило с душой, когда я в нем училась. Душа созревала. Очень трудно. Очень болезненно. Меня обступили, кажется, все проклятые вопросы, которые мучили человечество до меня. Но я понятия не имела, что они мучили многих и многих на протяжении веков. Я была одна, наедине с неведомым, с мучительной тайной бытия. Книги, хлынувшие потоком, только подводили к этой тайне, но никаких ответов из них получить я не могла. Библия, с которой я познакомилась примерно в 18 лет, очень захватила, взволновала. Но – только Ветхий Завет. Я чувствовала идущую из него огромную космическую волну, - другой масштаб, другую меру. Новый Завет был мне непонятен. Он ничего не говорил тогда душе. Я выросла в атеистической семье и была убежденной атеисткой. Но примерно к 18-ти годам начала чувствовать, что атеизмом не проживешь, что он мал, куц. И когда прочла у Достоевского (в романе «Идиот») фразу, что все атеисты не про ТО говорят, я поняла, что это так и есть, что эта фраза как бы и из моей души взята.

Огромное место в этот период жизни заняла музыка. Мы с подругой, с друзьями по университету бегали в консерваторию по нескольку раз в неделю, с билетами и без них. И там, на галерке, происходило с душой что-то великое, ни с чем не сравнимое. Сначала это был Чайковский. Особую роль в моей жизни сыграли 5-ая и 6-ая симфонии, затем Бетховен. А когда дошло до Баха, я уже была другим человеком. Началось это с одного органного концерта, открывшего такую внутреннюю бесконечность, о существовании которой я и подозревать не могла. Я написала тогда стихи, сами по себе очень слабые, но то, что заставило их появиться на свет, было огромно. В них была такая строфа:

Бог, человеческий голос органа!

И будь ты подателем силы для битвы,

Клянусь тем аккордом, бескрайностью пьяным,

Ты больше моей не услышишь молитвы!

На первый взгляд совершенно атеистические стихи. На самом деле это было мое первое религиозное стихотворение. Бог из внешнего пространства одним рывком переместился внутрь, в мою собственную внутреннюю бездну. Из внешнего, чужого, другого существа он превратился в глубоко внутреннее, в мою собственную бездонность, в мое иное, великое «Я». Таким образом, еще не прочтя слов о том, что царствие Божие внутри нас, я уже смутно ощутила это в своем собственном опыте. Не Бога вообще, а только внешнего бога, кумира, отвергала душа и отказывалась молиться ему без любви и благоговейного трепета. Напротив, душа впервые ощутиласвое божественное начало и великий трепет перед ним, благоговение, любовь.

Однако все это было еще очень смутно. Это приходило и уходило, и душа оставалась как бы в пустыне. И пустыня эта росла и росла. А «проклятые» вопросы подступали все ближе и ближе. Обступали, окружали стеной. Весь мир представлялся мне сплошною раной, сплошным страданием. Весь животный мир поедал друг друга. Да и человек ел животных, и все люди доставляли страдания друг другу. И я не могла не доставлять страданий, что меня совершенно ужасало. Ну вот хотя бы: не могла ответить на любовь и чувствовала, какое приношу страдание. От этого я сама страдала едва ли не больше, а может быть и гораздо больше, чем тот, кого я не могла принять.

Все это было ненормально, болезненно. Я ни с кем не делилась своими переживаниями и даже с виду была одной из самых веселых девочек на курсе. Вот такой парадокс.  Однако жить становилось все невыносимей. И поток самообвинений все рос и рос. Как-то так получалось, что я всегда, если можно было с кого-то спрашивать, то спрашивала с себя. Считала себя виноватой перед всеми с полнейшей искренностью. Я была тогда очень далека от христианских книг, не знала никаких фраз вроде «я хуже всех», «я перед всеми виновата», но я именно так чувствовала. Плодотворным и важным мне казался только спрос с себя. Потом я поняла, что я как бы протирала душу, как бумагу ластиком, и дотерла до дырки. Душа стала сквозной, и в нее хлынуло то, что вечно рядом, но так редко проникает внутрь нас. Плотная стена нашего эго обычно не пускает. В какой-то день эта стена вдруг рухнула. Это был совершенно особый день. День кульминации боли. Казалось, еще немного и – сердце не выдержит. Это было на даче.  Была гроза. А потом взошло солнце, и ель, которая стоит перед балконом, - вся в каплях, в тысячах крупных дождевых капель – вдруг вспыхнула тысячью солнц. Это было что-то непередаваемое. Потрясение. Душевный переворот. Когда несколько лет спустя я увидела икону Феофана Грека «Преображение», я почувствовала в опрокинутых, потерявших все прежние ориентиры апостолах – то самое, пережитое мной состояние. Свет, небывалый – сверхеъстества – как будто проколол сердце насквозь и не убил, а пересоздал его. Прежде всего появилась полная уверенность, сверхразумная, вне всякой логики, что Творец этой красоты - совершенен.  Это сердцу открылось. А затем произошло нечто, что не передашь прямым словом, потому что слова нашего языка однолинейны, а то, что я увидела, была многомерность. И хотя физические мои глаза не видели НИЧЕГО, кроме ослепительной красоты, внутренние мои глаза увидели Бога. И другим словом я этого не передам. Я увидела то, чего представить себе не могла, ибо этого не знала раньше душа. – Новый облик, новый взгляд, новый строй чувств. Я почувствовала взгляд на себе, в котором была бесконечная любовь и покой в одно и то же время. Именно это скрещение любви и покоя было потрясающим. Беспредельная любовь ко мне и совершенный покой за меня, как бы трудно мне ни было. Если бы одна любовь без покоя – это было бы бессильем. Если бы один покой без любви – равнодушием. А вот сочетание их было каким-то сверхмирным внутренним всемогуществом. И в этом взгляде, в этом новом внутреннем строе был ответ на все мои вопросы и на всю боль. Смысл мой не в том, чтобы удовлетворять мои желания, а в том, чтобы преображать их, – в той самой высоте, которую может достичь моя душа и всякая человеческая душа. На этой высоте рождается внутренний свет и всеобнимающая любовь. Сердце чувствует вечность так же ясно, как рука – твердые предметы. – Небесная твердь. И на тверди этой уже ничего не нужно извне. Душа питается из внутреннего источника и находит в нем все для утоления своей жажды и голода. Весь мир в ней, и она раскрывает его для всех.

Но сколько бы я ни говорила, все равно главное остается за словами. Меня точно подняли на великую гору и показали сразу всецелость. Мир был страшным и бессмысленным, когда виделся дробно, по частям. Ни в какой отдельной части нет смысла. Он – в тайне всецелости. Это было мое второе рождение. Мне было 19 лет.

Однако духовный опыт, который я приобрела, соседствовал с нулевым опытом жизненным, не говоря уж о житейском. Мне казалось поначалу, что никто до меня ничего подобного не испытывал, иначе все ответы на вопросы были бы найдены в миг. И вот сейчас я отвечу всем на все вопросы... Я взяла Евангелие, и оно открылось мне мгновенно. Я знала уже все, что говорилось там. Надо было пройти годам, чтобы я поняла: опыт, подобный моему, был не раз и не десять раз, что он повторялся в разных людях, но изменяя всю душу, не мог ничего изменить в мире. Что у людей еще не подготовлены ни глаза, ни уши. «Имеющий уши, да слышит...» – не имели ушей...

И это было новым, невероятным ударом. Мне казалось, что сейчас, вот сейчас я дам людям то, что им нужнее всего. Но... Людям это НЕ БЫЛО НУЖНО. Я стала тяжела для них. Они не могли и не хотели жить на той горе, которая мне открылась. Нет, не плохие и не злые, а хорошие люди, родные, любимые – явно шарахались. Им не выдержать было этого внутреннего напряжения. И я как бы стала запихивать под обычное платье развернувшиеся крылья. Это было непереносимо трудно. И физически я этого не выдержала. Примерно к пятому курсу университета я заболела. Может быть, сказалось все: напряжение военных лет, голод, и, наконец, это внутреннее великое перенапряжение. Я слегла. Пять лет была прикована к постели. Я не могла ходить, не могла читать, я ничего не могла. И я испытывала невероятные муки. Если бы мне раньше сказали, что такое возможно, я попросила бы смерти, как высшей милости. Я и просила. Но безрезультатно. Мечтала о смерти, но о самовольной смерти не могло быть и речи. Я чувствовала одновременно с мукой, что она – мука эта – мое задание, что душа должна СМОЧЬ ЭТО ВЫНЕСТИ. Крест бывает разный. Это – мой крест. И от того, как я его вынесу, зависит что-то бесконечно важное для всех.

Может, вся моя жизнь разделилась на две части – до и во время болезни. Вторая часть длится по сей день. Хотя я давно уже и хожу и работаю. Рассказывать о том, как я научилась заново жить, не буду. Это очень трудно. Скажу только, что наверное так, как учатся ходить по канату. Я научилась. Не слишком хорошо, но научилась. И людям не видно, что я хожу по канату. Им видно, что я хожу, как и все. А то, что у всех земля под ногами, а у меня канат, этого не видно. Держусь за воздух... А, точнее – за ту самую небесную твердь. У меня появился термин – поднырнуть под болезнь. Это процесс, в чем-то напоминающий подныриванье  под волны во время шторма. Я хорошо держусь в воде, пожалуй, гораздо увереннее, чем на земле. Не просто в воде, - в море, и поэтому это сравнение для меня естественно. Поднырнуть под болезнь, жить глубже болезни... Когда это удается, я живу и работаю. Мое самолечение – глубокое созерцание, выход в те просторы Духа, которые в самом деле вечны и законам этого  мира не подвластны. Мы плохо себе представляем, до чего точно и верно выражение Достоевского, ставшее ходячим: мир красота спасет.

Я стала снова писать. (7 лет не писала). Писать училась заново, как и ходить. Стихи я писала с детства. В периоды «линьки» все рвала. Лет в 18 решила, что со стихами все кончено. И вдруг они начали приходить, как гроза, как буря. Это было счастье и полнота. Но потом это так же оставляло меня, как приходило. Позже я поняла, что двигалась от одного вида творчества к другому. Определение первому дала Ахматова. Второму – Тагор. У Ахматовой есть строки о Музе: «Жестче, чем лихорадка оттреплет, а потом целый год – ни гу-гу». А у Тагора: «Я погрузил сосуд моего сердца в молчание этого часа, и он наполнился песнями».

Теперь (и давно уже) у меня так и только так. И стихи – плод глубокого созерцания. И если душа входит в тишину, в ней все отмывается, сосуд становится чистым и в него натекает нечто из источника жизни. Стихи – следы этого нечто... И, может быть, каждый настоящий стих -  прикосновение к источнику жизни.

То, что я стала писать после семилетнего перерыва, очень отличалось от того, что я писала раньше. Полнота жизни приходила не стихийно, в миги творчества, а иначе. Она собственно была постоянным внутренним состоянием, нарушаемым только чем-то внешним – болезнью. Когда удавалось локализовать болезнь, «поднырнуть под болезнь», душа становилась самой собой и была как бы постоянно подключена к источнику творчества, к источнику жизни (это одно). И все-таки стихи еще долго были беспомощными, много более беспомощными, чем до семилетнего перерыва. Училась писать заново. Мастерство – это постоянный труд...

О печатании стихов в начале 50-х годов не могло быть и речи. Но удалось достать работу – поэтические переводы. Я стала переводить советских поэтов разных республик – по подстрочнику. Работа была изнурительной и часто унизительной, хотя стихов подлых я не брала никогда. Но были стихи просто плохие, не подлинные, и переводить их было мукой. Переводила я с 55-го года. Первые переводы – Сильвы Капутикян (плохие переводы, стыжусь их).

У меня были близкие друзья, которым стихи мои были очень нужны. Главная среди них подруга, оказавшая огромное влияние на все мое становление, - Лима Ефимова. Это человек,который мог бы сказать как князь Мышкин: "Я не знаю,как это можно-видеть дерево и не быть счастливым. В ней я почувствовала впервые выход в духовный простор, неограниченный своим ЭГО И хотя она за всю жизнь не написала ни строчки, я чувствовала в ней истинное творчество духа. Эта дружба была бесконечно важна для меня. Она длится до сих пор.

С тех давних лет до сих пор остались мне ближайшими друзьями Роза Сикулер и Вера Шварцман. Что касается Веры,то я считаю её гениальной словесницей.В своей школе она ставила со старшеклассниками удивительные спектакли.Мне казалось чудом,что такое можно делать вместе с детьми.

В 60-м году произошло великое событие в моей жизни – встреча с  Григорием Померанцем. Его привезла летом к нам на дачу одна из моих подруг, решившая, что ему надо обязательно услышать мои стихи. Он собирал стихи для первого «Синтаксиса» Алика Гинзбурга – антологии непечатной поэзии. Это кстати был первый журнал, напечатавший (тиражом 30 экземпляров) Бродского, нескольких других поэтов, которых сейчас знают. В 4-м номере должны были быть мои стихи. Но 4-го номера уже не было – Алика арестовали...

продолжение следует...

Саи Рам

Пить и не напиться этими божественными строками...

Бескраен тихий час успенья моего..
Мой неподвижный Дух у себя на тризне
Он видит, наконец, что смерть есть торжество, 
Немое торжество непреходящей Жизни..

Он видит, наконец, Он слышит, наконец,
Что Бог у нас внутри, а вовсе не над нами..
Что жизнь и  смерть сплелись на глубине сердец,
Где вечность говорит беззвучными громами.

И мёртвые живут и действуют в живом..
Наш Бог есть то, за всех сказавшееся Слово.
В нём каждый говорит как колокол, как гром, 
И никогда никто не заглушит другого.

И Дух как небеса распахнут над судьбой
И вписывает в жизнь стираемое имя...
И если мёртвых я не заглушу собой,
То можно ликовать за них и вместе с ними.

Зинаида Миркина 

Зинаида Миркина. Очерк моей жизни.
Продолжение.

«Синтаксис» познакомил нас с Гришей. Вошел молодой человек в белой рубашке с огромной шевелюрой (потом оказалось, что ему уже 42 года – на вид лет 28). Попросил меня почитать стихи. Я начала. И вдруг исчезло ощущение пространства и времени. Все исчезло. Я почувствовала, что так меня еще никто не слушал. Глаза его  потемнели и углубились. Они смотрели куда-то вверх и внутрь, и стихи – я это видела – входили глубоко-глубоко в самую бесконечность души. Нечаянно собралось много народу. Он не давал мне отрываться, не давал маме накормить гостей. Просил читать и читать еще. Иногда просил повторить, записывал.

В феврале 61-го года мы поженились. К моменту нашей встречи духовно я была уже совсем сложившимся человеком. Сложилась уже в 19. Когда встретились – было 34. Но физически я вряд ли выжила бы, если бы не Гриша. Со мной с той поры постоянно рядом был человек, деливший мою душу, со всей ее радостью и тяжестью. Человек, которому никогда не было меня слишком много. Я была всегда нужна, и не какой-то кусочек души, я – вся.

Дальше уже все было вместе. И это было бесконечно плодотворно для нас обоих. Как-то в начале 62-го года Гриша сказал мне: «Ты нашла себя в том, как ты пишешь, а я – нет. Я нашел себя в том, как я живу, как я люблю.» Сказал он это спокойно, без тени грусти. Чувствовал, что он нашел главное. Меня бесконечно обрадовали эти слова. Была найдена правильная иерархия. Все, что от него зависит, он делает, остальное не от него. И точно какая-то фея его подслушала. С тех пор он начал писать один эссе за другим, научился «погружать сосуд своего сердца в молчание этого часа», и слова пошли сами собой.

А у меня текли реки, моря стихов, несколько поэм, потом и проза. Прежде всего сказки. А позже эссе о Достоевском «Истина и ее двойники», о Пушкине – «Гений и злодейство», о Рильке – «Невидимый собор» и книга о Цветаевой – «Огонь и пепел», и наконец роман «Озеро Сориклен». Это в какой-то мере автобиография души. Но отнюдь не только. (Может быть, это самая дорогая мне вещь из прозы).

Переводами для заработка я перестала заниматься начисто с тех пор, как мы были вместе. Гриша это отрезал. Я переводила только то, что было мне самой необходимо. Прежде всего Рильке – самый близкий мне поэт из всех. И еще я переводила немного Тагора и арабских суфиев. Это очень важная работа. Она напечатана  в БВЛ, в томе «Арабская поэзия средних веков», Ибн аль Фарид и Ибн Араби. Переводы Рильке напечатаны вместе с работой о Цветаевой в книге «Невидимый собор», но больше всего вышло стихов. Наконец, вместе с Гришей была написана книга «Великие религии мира» и составлены две общие книги эссе «В тени вавилонской башни» и «Невидимый противовес» – первая часть наших общих лекций, которые мы уже более десяти лет читаем на семинаре. У нас  уже появилась как бы своя община – люди, очень нуждающиеся в том же самом, в чем нуждаемся мы. После наших лекций – долгие беседы, ответы на вопросы. Нам очень дорога атмосфера глубокой подлинности, которая чувствуется на этих встречах. Мне кажется, что здесь идет настоящая духовная работа, работа по прочтению Слова, обращенного к Душе.

Мы хотим, чтобы не только физические глаза, а Душа научилась бы читать. 
Потому что только она может прочесть Божье Слово. 
Бог не говорит ни на одном из наших языков. 
Он говорит светом, тишиной, высотой и глубиной, обнимающими нас.

Зинаида Миркина
(Март 2008)

Ом Шри Саи Рам

.

её стихи  - материализованный Свет 

В 22.09.2018 в 23:18, marianna сказал:

её стихи  - материализованный Свет 

Да...Она сама - Свет... Даже сегодня, в день прощания, от неё исходил Свет и освещал всё собой, все души вокруг...

А может, смерть и есть любовь,
Не уместившаяся в сердце?
Уже не плоть, уже не кровь,
А жизнь, искупленная смертью.

Сквозная жизнь… Я — тень, я — дым,
Уже никто, мне места нету.
Я стану воздухом твоим.
Я стану духом. Стану светом.

***
Я слышу тишину, как Голос.
Так ясно различаю я —
Граница мира раскололась,
И больше нет небытия.

В осенней золотистой дрожи,
Как в струнах, зазвучала тишь…
О, как Ты светишь, Святый Боже!
И как Ты внятно говоришь…

............

Сегодня по дороге в ЦДЛ взяла с собой её книгу «Тайная скрижаль», которую Зинаида Александровна посвятила памяти супруга Григория Померанца. И прочла там:

Светлая память ярчайшему солнцу русской духовной поэзии... Саи Рам 

Светлая память! 

В 12.06.2014 в 22:32, Савитри5 сказал:

Заворожи, заворожи меня!
Дай мне забыть, что смертно это тело,
Что мне без муки не прожить и дня
И даже часа... что отяжелела,
Налившись болью... Так заворожи,
Чтоб я про это все совсем забыла,
Чтоб унеслась туда, за рубежи
К источнику животворящей силы.
Ведь в каждом звуке, в капельке любой
Боль утопает так, что и не сыщешь.
Дай мне подняться над самой собой,
Как Фениксу над черным пепелищем.

 

 

Когда придет пора развоплотиться,
Вдруг расплывутся очертанья лиц,
Сверкнет крыло, утонет в небе птица
И тихо сердце выйдет из границ.
Глубокий вдох, нечаянные слезы,
Молчанье трав, шуршащая листва...
Застынут жесты в сосны и березы
И развернутся в музыку слова.
И медленно раздвинувши пределы,
Как будто пробуждаясь ото сна,
Душа поймет, что было это тело
Тугим бутоном, а цветок — она.
Цветок живой — сверхмыслимое чудо,
Ко всем, как небо, устремивший взгляд,
Свободно разливающий повсюду
Дух жизни — свой тончайший аромат.
Вовнутрь, в жизнь ведущая дорога...
И можно жить, так глубоко дыша!..
И спрятанная в раковину Бога,
Хранится, как жемчужина, душа.

...  Когда придет пора развоплотиться,
Вдруг расплывутся очертанья лиц,
Сверкнет крыло, утонет в небе птица
И тихо сердце выйдет из границ.
Глубокий вдох, нечаянные слезы,
Молчанье трав, шуршащая листва...
Застынут жесты в сосны и березы
И развернутся в музыку слова.
И медленно раздвинувши пределы,
Как будто пробуждаясь ото сна,
Душа поймет, что было это тело
Тугим бутоном, а цветок — она.
...   

 
Сверкнёт у времени граница,
Когда часы замрут во мне,
Когда всё небо отразится
В моей сердечной глубине.
Когда весь купол многозвездный,
Весь целокупный небосвод..
С моею внутреннею бездной
Как взгляд со взглядом совпадёт,
Тогда настанет день итога,
Субботний день. Окончен труд..
И будет, где живому Богу
В сём мире обрести приют.

Зинаида Миркина... сегодня 9 дней...

Ом Саи Рам

Замечательные стихи Саши Вебер...

Памяти Зинаиды Александровны Миркиной 

Ничто не вечно под луной... 

Проходит всё, лишь время вечно

Оно стоит всей тишиной,

Над нашей жизнью скоротечной. 

Но в сроки малые успеть, 

Дойти до зримого начала..

Воспеть лазоревую твердь, 

В которую душа врастала. 

Обнять все зори, все моря..

Сродниться с вольнокрылой птицей

Мелодии Любви творя, 

Стихами чистыми разлиться..

И длиться в будущих веках, 

Переливаясь в душах Светом..

Труды великие в руках,

Поэзия - Небес сюжеты. 

Нет, это больше чем стихи, 

Не созерцаний дух пейзажный... 

По водам голубой строки 

Вы в мир отправили однажды 

Благую мысль, благую цель: 

Расцвечена души дорога! 

Спасибо за Любви купель, 

За мир проявленного Бога..

За глубину и благодать 

На этих прожитых страницах..

За Свет, который в них струится, 

За всё, что Вы смогли сказать!

СВЕТЛАЯ ПАМЯТЬ ВЕЛИКОЙ ДУШЕ 

Саша Вебер

Тишайший лес невозмутим..
Мне здесь узнать дано,
Что с сердцем трепетным моим
Все в мире сплетено.
Как с веткой ветка..Здесь ответ
И боль и торжество..
Бог - сердце сердца моего
Вне сердца - жизни нет.

Зинаида Миркина

Зов Божий длится, не нарушив

Ничем вещей привычный ход,

Он просто, ввинчиваясь в душу

Всё глубже, глубже нас ведёт..

Ещё... ещё... И вот, минуя

За слоем слой, за часом час..

В нас открывает щель сквозную

И вдруг выводит нас из нас..

Да, где-то там, во тьме сердечной,

Во глубине мелькнул зазор..

И ты выходишь в бесконечность,

Как из темницы на простор.

Я свет видала. Я видала,
Как ликовало Божество..
Как жизнь из камня высекало,
Рождало мир из ничего.
Я видела. Я знала это..
Свет прожигал мне грудь насквозь.
И из внезапной вспышки света
Все Мирозданье родилось.

Зинаида Миркина

Бог кричал":

А Бог кричал.
В воздухе плыли
Звуки страшней, чем в тяжёлом сне.
Бога ударили по тонкой жиле,
По руке или даже по глазу –
по мне.
А кто-то вышел, ветрам открытый,
В мир, точно в судный зал,
Чтобы сказать Ему: Ты инквизитор!
Не слыша, что Бог кричал.

Он выл с искажённым от боли ликом,
В муке смертельной сник.
Где нам расслышать за нашим криком
Бога
живого
крик?
Нет. Он не миф и не житель эфира, –
Явный, как вал, как гром, –
Вечно стучащее сердце мира,
То, что живёт – во всём.
Он всемогущ.
Он болезнь оборет, –
Вызволит из огня
Душу мою, или взвыв от боли,
Он отсечёт меня.
Пусть.
Лишь бы Сам, лишь бы смысл
Вселенной
Бредя, не сник в жару...
Нет! Никогда не умрёт Нетленный –
Я
за Него
умру.

Зинаида Миркина: Бога может чувствовать сердце, а не голова, потому что для головы это непредставимо. Если мы начинаем представлять, то мы создаем Бога по своему образу и подобию. А в сердце есть чувство причастности ко всему целому. Что меня поразило. Если бы палец вдруг почувствовал бы себя частьюруки, а рука – частью всего целого. Ощущение, что есть это величайшее целое, к которому я причастна, вот что я почувствовала. Главное религиозное чувство – это чувство благоговения перед жизнью и органическая невозможность поэтому обидеть или сделать что-то не то. Вот оно, отсюда растет. Я считаю, что мой религиозный опыт начался с пяти лет. Я этого не знала. Мне очень не нравился один мальчик во дворе, сопливый какой-то мальчишка. И вдруг меня пронзила мысль: у него есть мама и папа. Кто-то на него так смотрит, а я смею…

Есть в мире истин так немного..
У Бога тайн от сердца нет
Кто видел свет, тот знает Бога,
Кто знает Бога - видел Свет..

Зинаида Миркина

10 января-  День Рождения Зинаиды Александры Миркиной- русского поэта, переводчика, эссеиста.

Что это значит, встретить Бога?
Да нет, не за земным порогом,
А прямо здесь, на этом свете
Его необходимо встретить.
Виденье? Нет, оставь надежду
Увидеть лик. Он где-то между
Всех лиц. Меж мною и тобой,
Меж этой далью голубой
И всем, чему отмерен срок.
Он между слов. Он между строк.
Его не может видеть глаз.
Он То, что связывает нас.
И если с Ним не будет встречи,
То и дышать нам будет нечем.

Зинаида Миркина

З

Вышло уже 4 выпуска медитаций по стихам Зинаиды Миркиной

Остальные части:

 https://www.youtube.com/watch?v=e8jPLEP9zfg

https://www.youtube.com/watch?v=eKDmRgneHhA

https://www.youtube.com/watch?v=LcVSQlowkH4